Гордо реяла.
Белой молнии подобна.
На подходе к Измайловскому острову продиралась сквозь стаю голубей - они всегда там тусуются.
Сердобольные тетеньки их кормят.
А они чуть не на голову садятся, а когда летят, то летят прямо сквозь тебя - только успевая уворачиваться.
Но сегодня они были озабочены любовью - разбилиись на парочки и страстно ворковали.
И какие-то все чистые, как ни странно.
Перелиняли, наверно.
И даже красивых парочка была - один белый
А еще несколько голубей сидели у кромки воды и купались.
Водные процедуры совершали.
Вот почему они все чистые и красивые!
Помылись.
Иду дальше, а в небе - баталия!
Дрозды и еще какие-то мелкие птички гонят с криками ворону!
Ну, от птичек кроме крику ничего опасного, а дрозды - страшная сила.
Они умеют из-под хвоста пуляться едким пометом, и вороны их боятся.
Вот кстати расскажу про птиц Новодевичьего монастыря!
Там раньше размещался отдел реставрации Исторического музея.
И вообще был наш филиал.
В Новодевичьем было много птиц – разной пернатой мелочи и, конечно, ворон – куда же без них!
Однажды иду, смотрю: стоит моя коллега, глядит себе на ноги, а мне палец к губам – тсс! У нее на ноге спит птенец трясогузки! Совсем уже большой, но желторотый. Скакал рядом, она остановилась, птенец прикорнул, прислонясь к ее босоножкам.
Потом, когда я работала в Мариинском корпусе, мы кормили птиц на гульбище третьего этажа, прилетали голуби, скворцы, синицы и воробьи, вороны. Ставили им летом таз с водой для питья и купанья. Вороны и голуби «загорали» на жестяной крыше стены, поднимая то одно крыло, то другое.
Один голубь получил звание «придворного» и имя Тоза – сокращение от слова «орнитоз». Обычно он был страшно грязный, и мы его ругали, но после линьки Тоза прилетал в виде красавца и ходил перед нами гоголем: выпячивал грудь, распушал хвост, кланялся и ворковал, а его подруги млели неподалеку. Мы тогда его хвалили.
Однажды залетела синичка в комнату. Я сообразила закрыть дверь в анфиладу, чтобы она туда не полетела, а входную – открыла настежь, но птичка никак не находила выхода и села, трепеща и задыхаясь, на бортик промывочной ванны. Я подходила к ней, сама трепеща не хуже: мне очень страшно прикоснуться к птице, да еще к такой маленькой! Я изо всех сил мысленно пыталась внушить ей, что не сделаю ничего плохого, а просто хочу выпустить на свободу. Птичка смотрела на меня глазками-бусинками и часто дышала, разинув клювик, даже было видно, как у нее бьется сердце! Я медленно протянула руку… и в какое-то мгновенье ясно поняла, что птица позволит мне взять ее. Я схватила и быстро выкинула синицу в раскрытую дверь – она взлетела, пища и часто махая крылышками и унеслась прочь, а я пошла пить валерьянку…
Но самыми колоритными были, конечно, вороны. Хотя и самыми наглыми. Некоторые даже нападали и, хулиганя, неожиданно пикировали тебе на голову, задевая лапами. Могли выхватить из руки кусок бублика, например.
Однажды зимой я ходила в магазин и возвращалась мимо пруда. На лед бросали хлеб уткам, зимовавшим там, и вороны тоже кормились. И вижу: ворона собирает куски бублика, два уже в клюве, а ей хочется еще и третий, она пытается его схватить, а не получается – кусок отъезжает от нее по льду, ворона за ним, лапы у нее разъезжаются на льду…
Описывать трудно, это надо видеть – нас, зрителей, было человек пять или шесть, мы просто плакали от смеха. Ворона, наконец, остановилась, посмотрела на нас, на бублик – очень выразительно! – и улетела. Было полное ощущения, что она поняла: смеются над ней.
Одно время завелась в монастыре парочка ястребов, но вороны их выжили – не дали высидеть птенцов. Такие баталии разыгрывались – собирались в стаю и гоняли ястребков. Но неожиданно нашлась управа и на ворон – вдруг поселились и расплодились в монастыре дрозды-рябинники, птица по сравнению с вороной мелкая, но хорошо вооруженная: дрозды пуляют в своих врагов пометом из-под хвоста, очень едким. Так что вороны их сильно опасались, и наш «придворный» ворОн Гриша, прилетавший к нам на гульбище орлом, теперь приходил пешком, поминутно нервно оглядываясь, а все его оперение пестрело белесыми пятнами.
Гриша и его супруга Глаша жили на елке рядом с нами – проходя по гульбищу, мы видели во всей красе их гнездо. Гриша стал совсем ручным и нисколько нас не боялся. На гульбище у двери стоял старый сейф, Гриша прилетал и садился на него, заглядывая в окно, пока мы обедали. Кто-нибудь выходил и предлагал Грише хлеб и или сыр – он деликатно брал из рук. Глаша не прилетала на сейф никогда, боялась. Однажды мы стали свидетелями семейной ссоры: Гриша ругался и разорял гнездо, выбрасывая вниз ветки, а Глаша топталась внизу под елкой и жалобно квохтала. Мужики-реставраторы курили на гульбище и наблюдали, рассуждая, что бы это такое могло быть? Изменила, поди – сказал один.
В Измайловском парке тоже много птиц, а сейчас все поют наперебой.
Такой звонкий хор - и синицы, и скворцы, и еще кто-то.
Красота!