Память тела и биографический нарратив: опыт российской деревни
Вот тут:
http://www.sakharov-center.ru/discussions/?id=2655
В частности, она задумалась над тем, почему ее бабушка, которая все понимала и все прожила, ничего своей дочери не рассказывала:
"Вопрос, который меня волновал – каким образом она, (год рождения 1899), со всем тем багажом, о котором я уже знаю: с православным вероисповеданием, с привычкой благословлять всех на дорогу, со всем тем крестьянским этосом, который у нее был, с абсолютным пониманием того, что происходило в 30-е годы (она работала медсестрой в больнице НКВД в Ленинграде, и как только брали очередного человека, ее задачей стало быстро бежать в семью и сообщать, что случилось, чтобы они успели метнуться в любой поезд и что-то сделать), т.е. у нее было отчетливое понимание происходящего, каким образом она ничего не сказала моей маме? Ничего!
Поколение моих родителей – это поколение абсолютно советских людей. За мир, за дружбу, веселых, прекрасных советских людей, но их родители каким-то образом им что-то не сказали, что-то удержали. Ставя себя на их место, я чувствую в этом что-то устрашающее. Когда приходит твой ребенок и рассказывает тебе, что религиозных бабок нужно топить, а кулаки – они гады, их всех стрелять (им же это рассказывали в школе, и они, бодрые пионеры, приходили и это пересказывали), что нужно было в этом месте чувствовать, говорить или не говорить? Тут сидит история, связанная с очень серьезным индивидуальным выбором. Например, таким выбором, чтобы физически твои дети жили, но никогда бы не были такими, как ты, и в принципе, никогда бы тебя не поняли. Это мне представляется очень важным".
И моя героиня - Онечка - точно так же поступила с собственной дочерью (роман "Созданные для любви":
"Не знаю, может быть мы с Федотом Игнатьевичем были не правы, столь тщательно скрывая от Маняши наше происхождение и не приобщая ее к таинствам веры, но в той обстановке подобное решение казалось нам совершенно правильным: с волками жить – по-волчьи выть. А Маняше еще долго предстояло жить среди волков..."
И я, когда это обдумывала и писала, сначала сомневалась, что так бывало.
Вот, бывало, оказывается.
Нашей семье повезло - не раскулачивали, не ссылали, и на войне никто не погиб.
Вся деревня сгорела и бои шли над головами прячушихся по землянкам людей, потеряли все нажитое, а так - ничего, все живы, и слава богу!
Вроде как ничего и скрывать не надо было.
Мама говорит, что дедушка прямо своим детям-комосомольцам говорил, что думал, про Сталина. А мамин класс - четвертый, кажется! - пошел полным составом просить за учительницу, которую арестовали.
Да-а...
Но про войну, например, мама стала рассказывать только в 90-е годы, до этого - боялась.
О том, что немцев ждали - думали, освободят от колхозов.
О том, как немецкий солдат детям шоколадку дал и половник супа из чечевицы налил.
А о том, как последнее отбирали, и раньше рассказывала: пришли, шарят по полкам, переводчик ихний полез на верхнюю полку за крынкой - та опрокинулась и всего его сметаной облила. Детям смешно показалось...
Как одеяло немец забрал, мать бежала за ним, кричала:
- У меня дети маленькие, отдай, замерзнут!
А дети за ней, за юбку хватали:
- Мама, мама, застерлит, не надо!
