http://museum.edu.ru/catalog.asp?ob_no=13076&cat_ob_no=12829
Продолжая тему
je_nny Этапы большого пути -1Моя третья работа
После того, как я ушла из пищевого техникума, у меня было два варианта: один более выигрышный в денежном отношении, другой – менее, оба через знакомых. От первого я отказалась, как только увидела будущее место работы: большой зал, полный взрослых теток, одна из которых как раз громогласно обсуждала свой визит к гинекологу. Даже не помню, что это было за учреждение. Что-то с номером почтового ящика вместо адреса.
Второй вариант: место библиотекаря в Московском радиоприборостроительном техникуме – мне понравился гораздо больше: там меня взяла под крыло бывшая учительница физики, милейшая Ольга Игоревна. Помню свой первый день там, как в тумане: я села и спряталась за каким-то журналом, не замечая недоуменных взглядов коллег, пока одна из них – Таня – не догадалась: да она стесняется! Я стеснялась. Но постепенно прижилась, и мне там, в общем-то, нравилось, а больше всего, конечно, привлекали книги.
Это был мой мир! Кроме сугубо технической литературы, было много художественных, и даже редких старых изданий. Работали мы в три смены: с восьми утра до трех дня, с десяти до пяти и с часу дня – до восьми вечера. Мне нравилось вечером, когда можно было рыться на полках и спокойно читать.
Утром вставать было тяжело, особенно, когда я стала учиться по вечерам: занимались мы пять дней в неделю, а работали – шесть. Я так уставала, что иногда, едучи в метро на эскалаторе, переставала понимать, что сейчас: утро или вечер, куда я еду: домой, в институт, на работу. Однажды проспала и опоздала на 40 минут – ужас! Точное время было важно, так как библиотека зависела от расписания, выдавая некоторые учебники только на одно занятие – техникум имел статус особой секретности. А первая смена была очень неудобной: в университет-то только к семи! Сидела за шкафами, читала, однажды заснула, положив голову на стол – вдруг пришел директор, увидел, начальница оправдывалась, что я уже закончила смену.
Кроме заведующей Ольги Игоревны, Тани и меня, работало еще три человека. За четыре года, что я там продержалась, некоторые уволились и пришли новые. Бессменной работницей была Александра Васильевна, которой в ту пору было около 80 лет. Невысокая, грузная, большая чревоугодница, она и умерла, подавившись чем-то в столовой – но это было уже после меня.
Она часто засыпала на абонементе, и мы порой слышали: вошел студент – и тишина. Потом острожное постукивание, покашливание и, наконец, жалобное: «Они спят…». Александра Васильевна жила одна и даже плохо помнила, что у нее есть дочь и внук, которому все так и было девять лет – по ее мнению.
Она любила кино и красивых мужчин, гордо заявляя: «Я еще полноценная женщина и способна любить!», чем страшно веселила молодых сотрудниц. «Золото Маккены» она посмотрела раз двадцать – из-за крошечного, в пол секунды, эпизодика с голым Омаром Шарифом, которого обожала. Второй любовью был певец и актер Рафаэль, прославившийся в фильме «Пусть говорят» – когда он приезжал с концертом, Александра Васильевна дежурила рядом с молодками, чтобы увидеть кумира.
Другим интересным персонажем была Анечка – патологическая врунья, я таких больше не встречала. Фантазерка, сочинявшая себе более выигрышную жизнь, хотя проверить ее было – раз плюнуть: мы жили в одном маленьком городе, где все друг друга знали. Так, она серьезно рассказывала, что ее папа – посол (шофер в посольстве), сестра – инженер (продавщица в универмаге напротив моего дома) и так далее. Так что, когда она мне по большому секрету сказала, что выходит замуж, я не поверила и всем растрепала, а это оказалось правдой. Она страшно завидовала, что я учусь в университете – сама окончила Пед, и сначала пыталась дразнить меня, растягивая слова и якобы имитируя мою манеру, хотя я так в жизни не говорила: «У нас в эм-ге-у-у…» Когда я с ясным взором спросила: «Анечка, а почему ты так говоришь?», она заметалась и тут же что-то выдумала.
Еще работала молодая женщина несказанной красоты – как ее звали: Лена? Оля? Восточная прелестница с длиннейшими черными волосами – маленькая и хрупкая, очаровательная неимоверно. Студенты просто падали насмерть. Эти волосы чуть было не стоили ей жизни – она мылась в ванной с колонкой, огонь погас, а газ шел, оседая на мокрых волосах, и она упала в обморок. После этого она совсем перестала расти. Еще с ней связан смешной случай – она куда-то ехала с мужем и на вокзале пошла в туалет, встав в мужскую очередь, в которой и достояла почти до конца, пока ее не выдернул разъяренный муж, а она только удивлялась: почему это мужчины при ней ширинки застегивают? Мужу она так объяснила происшедшее: там же буква «М»! Ее фамилия была, кажется, Миронова – и эту букву она воспринимала, как родную. Еще у нее были невообразимые колготки из белого мохера – только представьте, как смотрелись стройные женские ноги в белом пуху!
Таня из всех была самой милой. Она пребывала в состоянии безумной влюбленности в своего молодого человека, и когда из селектора доносился потусторонний голос секретарши – а то и самого директора! – звавший ее к телефону, который был только в дирекции, она вся заливалась краской, начинала метаться, потом стремглав неслась на первый этаж с нашего четвертого.
Представляю, как веселилась секретарша директора, слушая мой разговор по этому самому единственному телефону с молодым человеком, с которым мы договаривались о свидании вслепую – откуда он взялся, не представляю! Мы с ним так и не встретились: я долго рассматривала всех молодых людей в черных куртках и красных шарфах – ни один мне не приглянулся. Очевидно, я ему тоже.
Одевалась я, конечно, чудовищно плохо – денег не было, да и вкуса тоже – откуда ему и взяться! Поэтому ходила в несуразном самошитом вельветовом сарафане, который топорщился на животе, вследствие чего меня заподозрили в беременности, и директор даже спрашивал у Ольги Игоревны, когда я уйду в декрет, чем она возмущалась, так как знала о моей чудовищной невинности. Меня даже в стенгазете изобразили в виде Мадонны Коннетабиле с младенцем и книгой, вклеив мою физиономию вместо ее лика, а я возгордилась – с книгой же! Потом все разъяснилось.
Возможно, я работала бы там и до сих пор, но меня опять (как на первом месте работы - в школьной библиотеке) стали выдвигать в комсорги – в пищевом техникуме, очевидно, просто не успели. А парторгом здесь была такая злыдня, что просто ужас! Так что я ушла. Ушла в Государственный исторический музей, где и проработала всю свою жизнь...
