Долго искала по сусекам, наконец, нашла этот пост 2012 года: Помидоры и немного нервно, в котором рассказаны злоключения автора, сочиняющего на ходу эротическую сцену для своего романа, который теперь состоит из трех книг...
Auntie by Bernard Fleetwood-Walker
Date painted: c.1946
Collection: Royal Academy of Arts
http://www.bbc.co.uk/arts/yourpaintings/paintings/auntie
Только что сегодня в комментах к моему посту-ворчалке прелестная фарфоровая девочка поделилась рассказом, как она отбивалась от толпы наркоманов, поразив их до самых подметок виртуозной обсценной лексикой.
И что вы себе думаете? Нет, вы скорее всего вообще об этом не думали, у вас и своих дел хватает!
Короче, иду я себе, никого не трогаю,
Нет, вру!
Иду и думаю, как бы мне так половчее описать первую брачную ночь моих героев, чтобы это не оказалось порнографией!
В общем - трюх-трюх, такая старушка в шубе до пят: практически Брешко-Брешковская - бабушка русской революции.
И тут вдруг мне под ноги падает молодец!
И мало того, он, чтобы удержаться, еще и хватается - слава Богу, не за меня! - за мой пластиковый пакет с продуктами, у которого тут же отрываются ручки вместе с половиной пакета, и все мои огурцы-помидоры вываливаются, а папка с драгоценными протоколами вообще летит, махая крылышками, в направлении Москвы!
Да, материлась.
Выразительно.
........................................
Молодец обиделся и сказал:
- Я упал!
Я заметила вообще-то! И как я теперь это все понесу?!
- А будете материться, вообще щас все брошу, - сказал он, пихая мне в руки спасенные им шампиньоны, и растаял в ночи. Но я еще некоторое время побуксовала там во льдах, потому что на манер коверного клоуна никак не могла одновременно удержать в руках шампиньоны с помидорами и папку с протоколами - все что-нибудь да падало.
Жонглируя помидорами, и поминутно роняя крышечку от коробочки с черносливом, я добралась-таки до киоска, где мне продали пакет, и мы с помидорами наконец уехали на автобусе домой.
Дома я выпила таблетки и стала ждать 20 минут, чтобы поесть. В животе подвывало.
Не знаю, почему столько надо ждать, но велят.
Пока распаковала сумку и облила слезами бедные шампиньончики, которые были такие беленькие и хорошенькие, как фарфоровые - муха не сидела!, а после того, как мы с молодцом попинали их ногами по всей автостоянке, стали такие порепанные - муха не только что сидела, но и погрызла!
И когда уже до вожделенного супчика оставалось 5 минут...
Позвонил мой замечательный друг, который на восьмом десятке осваивает интернет!
Он делился впечатлениями и задавал вопросы.
Без комментариев.
Нет, я даже ни одной чашки не разбила!
Была мила, как Белоснежка.
Повесив трубку, некоторое время сурово молчала.
Потом съела суп.
Стало легче.
Потом накрошила недобитых огурцов с помидорами - кстати, это были черные черри, сладкие, как малина, если кому интересно! - досыпала кубиков брынзы, полила оливковым маслом, добавила чуток лука, съела это все, зажмурясь от щастя, и подумала: а жизнь-то налаживается!
А теперь, когда я вывалила это все на головы ни в чем не повинных друзей, мне и вообще полегчало!
Так что я всех вас люблю!
Берегите себя и не падайте под ноги нервным писательницам, сочиняющим на ходу эротические сцены!
:)
Сцена из третьей книги "Кругов по воде" - "Омуты и отмели"
Первая брачная ночь Мити и Муси
Муся только что почистила зубы и рассеянно разглядывала себя в зеркале ванной комнаты. Она была хороша, и знала это: черные кудри вились, глаза сверкали, щеки горели, белая рубашечка из тончайшего батиста с прошивками и кружевами, стилизованная под девятнадцатый век, выгодно оттеняла теплую смуглость ее кожи, а грудь, просвечивающая сквозь прозрачный батист, казалась особенно соблазнительной. Рубашечку – специально к первой брачной ночи! – подарила тетя Юля. Да какая тетя Юля, уже свекровь! Мусе было так странно, что она теперь вовсе не Злотникова, а Богданова. Еще больше удивлялась она тому, что не спешит вернуться в спальню, где ждал ее Митя, а все прихорашивается и прихорашивается: вот взяла и зачем-то подушилась Юлиными духами – за ушком, на запястье и еще кое-где для пущей важности. Раньше ей казалось, что наконец дождавшись этого дня, они с Митей просто сойдут с ума от страсти, а теперь вот робела и тянула время.
Они честно продержались два года до Марусиного совершеннолетия – впрочем, Мусе было и не до страстей: отцовский инфаркт, потом подготовка к институту, чему она, как натура увлекающаяся, отдалась целиком. Да и Митя работал, как проклятый: он вовсе не собирался сидеть на шее у матери или Злотниковых! Но за последние несколько месяцев они позволили себе гораздо больше, чем просто поцелуи, и узнали друг друга довольно хорошо – тем страннее была для Муси ее неожиданная робость. Она никак не могла настроиться на нужный лад, и мысли у нее в голове все время норовили свернуть совсем в другую от брачной постели сторону!
Муся вдруг задумалась о том, как они будут жить с Митей одни, своим домом: придется же вести хозяйство! Раньше ее никогда не занимал вопрос, откуда берутся, например, чистые полотенца в ванной или простыни в спальне – они просто появлялись, и все. А кто моет окна и стирает шторы? И как часто их надо мыть, эти самые окна?! Нет, она видела иной раз каких-то тетенек в фирменных халатах, которые прибирали квартиру во время генеральной уборки – а вот кто доводит до зеркального блеска ванну? Она огляделась: в Юлиной ванной тоже были чистые полотенца, и ванна сияла белизной…
А всякие завтраки-обеды-ужины? У Злотниковых готовили Скороговорка или мама, иной раз даже папа радовал семью одним из своих коронных блюд: запеченным гусем или шашлыком, а в последнее время полюбила готовить и Маргоша, которая вообще вдруг стала страшно хозяйственной. Но для того, чтобы появился обед, кто-то же должен был принести в дом продукты?! Маруся время от времени покупала по просьбе матери что-нибудь вроде хлеба или молока, а в деревне даже помогала на кухне, но понятия не имела, сколько, например, нужно взять яиц, чтобы приготовить омлет им с Митей на завтрак?! Два или четыре? Или сколько?
Она совсем позабыла, что ловко справлялась не только с мытьем полов в больнице, где лежал отец, но и с гораздо более грязной работой – сейчас она казалась сама себе безрукой неумехой, и, пожалуй, впервые в жизни поняла, каково матери вести дом, в котором живет столько народу! А когда у них с Митей появятся дети?! И Муся, словно героиня старой сказки – премудрая Эльза, за каких-то пару минут намечтала себе целую жизнь с массой всяческих трудностей и проблем, которые раньше даже не приходили ей в голову. Тут за ее спиной появился голый Митя, которому надоело ждать. Муся повернулась к нему с таким растерянно-детским выражением лица, что он умилился:
– Что случилось с моей любимой маленькой девочкой? – Митя давно уже так дразнил Мусю, подхватив это от Марины.
– Митя, какой ужас! – сказала «маленькая девочка». – Почему я не думала обо всем этом раньше?!
– О чем?!
– Какая из меня жена?! Я ничего не знаю, совершенно не умею готовить и вообще! Что нам делать?
– Да, это проблема, – серьезно согласился Митя, который был тронут тем, что его дерзкая, насмешливая и чувственная Муся смущается и даже боится того, что им предстоит: его нисколько не обманули ее причитания по поводу готовки. Он отступил на шаг, взял Мусю за руку и вывел в коридор, где заставил покружиться. – Ну-ка, ну-ка, посмотрим! Ну что ж, одевайся!
– Зачем?!
– Поедем в загс, верну тебя обратно. Пусть заменят, а то эта модель неполная: драйверов явно не хватает, и встроенного кухонного комбайна нет! – Муся убежала от него по коридору, но Митя поймал и потащил ее на руках: она визжала и болтала ногами. Но в постели опять притихла:
– Мить, ты будешь смеяться, но я что-то волнуюсь…
– Я не буду смеяться, что ты! – они смотрели друг другу в глаза, придвинувшись совсем близко, так что Муся даже слегка косила, как сиамская кошка, сводя зрачки к носу – Митя каждый раз ее целовал. Мусина неожиданная робость страшно его возбуждала.
– А ты знаешь, что я тебя люблю всю свою жизнь? Как увидел первый раз, так и влюбился.
– Вот что ты врешь! Тебе всего-то было года полтора, ты и не помнишь!
– Во-первых, не полтора, а два с половиной. Я был уже вполне сложившейся личностью, взрослым, самостоятельным мужчиной, а ты – бессмысленным младенцем. Маленькая такая, смешная. Я решил, ты – кукла! А кукла вдруг ручками замахала. Я тебе дал палец, а ты вцепилась.
– Митя, ты не можешь этого помнить! Это мама тебе рассказала!
– А я помню! – упрямо сказал Митя, подвинулся к ней поближе и поцеловал более нетерпеливо.
– Ты мне тоже… всегда… нравился! Я только… не понима… ах!
Пока они шептались и целовались, их тела жили собственной жизнью: Митина ладонь сама легла на Мусину грудь, и Муся на секунду прикрыла глаза; ее собственная рука скользнула с Митиного плеча ему на спину, потом на бедро – Митя напрягся; куда-то исчезла батистовая рубашечка и сами собой согнулись в коленях Мусины ноги… Они двигались и дышали вместе, попадая в такт сумасшедшему стуку сердец, и все это – тихие слова и нежные взгляды, поцелуи и прикосновения, вздохи и легкие стоны – падало камешками и песчинками, накапливалось у Мити внутри, готовое сорваться лавиной. Чувствуя, что почти не в силах сдерживаться, Митя сделал резкое и сильное движение – Муся вскрикнула, а он, испугавшись, замер: «Тебе больно?» Она, не открывая глаз, замотала головой: «Нет!» – и непроизвольно облизала пересохшие губы. Упала последняя песчинка, и лавина, наконец, сорвалась…
Маруся лежала, прислушиваясь к себе, а Митя что-то у нее спрашивал – Муся положила ему палец на губы и прошептала:
– Немножечко помолчи, пожалуйста! Дай мне прочувствовать…
Митя замолчал и просто смотрел, как у нее на губах вспыхивает и пропадает улыбка, и невольно улыбался сам, и невольно – так же, как Муся – поднимал бровь. Она открыла сияющие глаза, встретила Митин взгляд, смешно сморщила нос и сказала:
– И чего я боялась! Даже странно…
– Очень было больно?
– Не-ет, что ты! Так, немножко. Терпимо.
– Слишком быстро, да? И невразумительно как-то! Ты ничего не почувствовала, наверно. Я хотел совсем не так, но не удержался…
– А у тебя что, был план?!
– Вроде того…
– Господи, Митя! Я тебя обожаю! Да у нас еще миллион раз все это будет: и долго, и медленно, и вразумительно, и как захочешь! А такого, как сейчас больше никогда не будет! Ты подумай!
– И правда! – Митя, который вообще-то тоже волновался, наконец, засмеялся. – Муська! Ты понимаешь или нет?! Мы же на самом деле женаты! Ура!
– Ура! – заорала вместе с ним Муся. – А-а!