Ежедневные рифмы из сборника "Песнь любви" (1967)
Евгений Евтушенко (1932/33-2017)
***
Как ты женщинам врёшь обаятельно!
Сколько в жестах твоих красоты!
Как внимательно и обнимательно,
как расчётливо действуешь ты!
Произносишь ты речи чуть странные,
Напускаешь дурманящий дым.
Нежность — это оружие страшное.
Побеждаешь ты именно им.
Ни малейшей вульгарности, грубости.
Только нежно погладишь плечо,
и они уже делают глупости
и готовы их делать ещё.
И, вниманием не избалованные,
заморочены магией фраз, —
как девчонки, идут на болотные,
голубые огни твоих глаз.
Они слушают стансы ласково,
и, выплакивая им боль,
ты влюбляешься по Станиславскому —
Вдохновенно вживаешься в роль.
Но ведь женщины, — женщины искренни
не актёрски, а так, по-людски,
и просты их объятия, как исповедь
накопившейся женской тоски.
В их глазах всё плывёт и качается,
ну, а ты — уже стал ты другим.
Так спектакль для актёра кончается,
ну, а зритель — живёт ещё им.
Личность, в общем, до женщин ты лютая,
как ты часто бахвалишься сам.
Это часть твоего жизнелюбия —
поясняешь интимным друзьям.
Почему же порой запираешься,
в телефонную трубку грубя,
И по-новому жить собираешься?
Значит, мучает что-то тебя?
И в плывущих виденьях, как в мареве,
возникают, расплатой грозя,
отуманенные обманами
женщин горестные глаза.
Ты к себе преисполнен презрения.
Ты в осаде тех глаз. Ты в кольце.
И угрюмая тень преступления
на твоём одиноком лице…
***
Всегда найдется женская рука,
чтобы она, прохладна и легка,
жалея и немножечко любя,
как брата, успокоила тебя.
Всегда найдется женское плечо,
чтобы в него дышал ты горячо,
припав к нему беспутной головой,
ему доверив сон мятежный свой.
Всегда найдутся женские глаза,
чтобы они, всю боль твою глуша,
а если и не всю, то часть ее,
увидели страдание твое.
Но есть такая женская рука,
которая особенно сладка,
когда она измученного лба
касается, как вечность и судьба.
Но есть такое женское плечо,
которое неведомо за что
не на ночь, а навек тебе дано,
и это понял ты давным-давно.
Но есть такие женские глаза,
которые глядят всегда грустя,
и это до последних твоих дней
глаза любви и совести твоей.
А ты живешь себе же вопреки,
и мало тебе только той руки,
того плеча и тех печальных глаз...
Ты предавал их в жизни столько раз!
И вот оно - возмездье - настает.
"Предатель!"- дождь тебя наотмашь бьет.
"Предатель!"- ветки хлещут по лицу.
"Предатель!"- эхо слышится в лесу.
Ты мечешься, ты мучишься, грустишь.
Ты сам себе все это не простишь.
И только та прозрачная рука
простит, хотя обида и тяжка,
и только то усталое плечо
простит сейчас, да и простит еще,
и только те печальные глаза
простят все то, чего прощать нельзя...
(1961)
***
Качался старый дом, в хорал слагая скрипы,
и нас, как отпевал, отскрипывал хорал.
Он чуял, дом-скрипун, что медленно и скрытно
в нем умирала ты, и я в нем умирал.
«Постойте умирать!»— звучало в ржанье с луга,
в протяжном вое псов и сосенной волшбе,
но умирали мы навеки друг для друга,
а это все равно что умирать вообще.
А как хотелось жить! По соснам дятел чокал,
и бегал еж ручной в усадебных грибах,
и ночь плыла, как пес, косматый, мокрый, черный,
кувшинкою речной держа звезду в зубах.
Дышала мгла в окно малиною сырою,
а за моей спиной — все видела спина!—
с платоновскою Фро, как с найденной сестрою,
измученная мной, любимая спала.
Я думал о тупом несовершенстве браков,
о подлости всех нас – предателей, врунов:
ведь я тебя любил, как сорок тысяч братьев,
и я тебя губил, как столько же врагов.
Да, стала ты другой. Твой злой прищур нещаден,
насмешки над людьми горьки и солоны.
Но кто же, как не мы, любимых превращает
в таких, каких любить уже не в силах мы?
Какая же цена ораторскому жару,
когда, расшвырян вдрызг по сценам и клише,
хотел я счастье дать всему земному шару,
а дать его не смог — одной живой душе?!
Да, умирали мы, но что-то мне мешало
уверовать в твое, в мое небытие.
Любовь еще была. Любовь еще дышала
на зеркальце в руках у слабых уст ее.
Качался старый дом, скрипел среди крапивы
и выдержку свою нам предлагал взаймы.
В нем умирали мы, но были еще живы.
Еще любили мы, и, значит, были мы.
Когда-нибудь потом (не дай мне бог, не дай мне!),
когда я разлюблю, когда и впрямь умру,
то будет плоть моя, ехидничая втайне,
«Ты жив!» мне по ночам нашептывать в жару.
Но в суете страстей, печально поздний умник,
внезапно я пойму, что голос плоти лжив,
и так себе скажу: «Я разлюбил. Я умер.
Когда-то я любил. Когда-то я был жив».
(1966)
И как же обойтись без этого:
Ты спрашивала шёпотом:
«А что потом?
А что потом?»
Постель была расстелена,
и ты была растеряна...
Но вот идёшь по городу,
несёшь красиво голову,
надменность рыжей чёлочки,
и каблучки-иголочки.
В твоих глазах –
насмешливость,
и в них приказ –
не смешивать
тебя
с той самой,
бывшею,
любимой
и любившею.
Но это –
дело зряшное.
Ты для меня –
вчерашняя,
с беспомощно забывшейся
той чёлочкою сбившейся.
И как себя поставишь ты,
и как считать заставишь ты,
что там другая женщина
со мной лежала шепчуще
и спрашивала шепотом:
«А что потом?
А что потом?»
(1957–1975)
Стихи Е. Евтушенко:
http://rupoem.ru/evtushenko/all.aspx
Идут белые снеги - Читает автор
Майя Кристалинская - Вальс о вальсе
на музыку Эдуарда Колмановского
Не спеши (А. Бабаджанян - Е. Евтушенко),
Мелодия 44129 (1965), Мелодия Д 00015961-2 (1966).
Анна Герман и Оркестр п/у В. Гамалия.
Муслим Магомаев - Чертово колесо
Из музыкального фильма "Москва в нотах", 1969 г.
Авторы: Х.Лизендаль, И.Гостев. ТВ ФРГ. Музыка: А.Бабаджанян
Со мной вот что происходит (песня из кинофильма "Ирония судьбы, или С легким паром!")
муз.М. Таривердиева, поет Сергей Никитин
Наконец-то могу не давать никаких комментариев - уж Евтушенко все знают!
Тут же, правда, всплывает в памяти сцена из фильма "Москва слезам не верит": "Как вы сказали? Ев-тe-шен-ко?" На 2:45 эта сцена: