Как я училась в МГУ
Училась я по-разному – в смысле оценок. Всегда честно готовилась к сессии, но никогда не знала, что получу на экзамене. Учила вроде бы все одинаково, но объем информации, конечно, был разный: разве мыслимо за пару-тройку дней хоть как-то запомнить материал толстенных учебников! Шпаргалками я пользоваться и не пыталась, и никогда, к сожалению, не умела импровизировать на экзаменах, да и просто думать головой – все-таки я классический ботаник, которому надо все вызубрить. Так что все решал случай: в одну сессию огребаю сплошные тройки, в другую получаю одни пятерки, и вот во время одной из сессий на последнем экзамене – какая-то философия – мне уже ставят пятерку просто так, до кучи к остальным: «Ну, вы же на дневное переводитесь?» А я ни сном, ни духом!
До сих пор я не могу запомнить ни одной даты, а история Древнего Рима и Древней Греции – это же сплошные даты! Вот тройки и наполучала. Больше всего мы боялись истории Востока – на истфаке это аналог сопромата: сдал – можешь жениться. Попробуй запомни все эти китайские и японские имена, лес дремучий! Европейскую и американскую историю мы еще хоть как-то представляли, но Азия… Один из студентов решил разжалобить преподавательницу, одолжил у собрата обручальное кольцо, и, заикаясь от страха, сказал ей: «А я вот женился только что…». «Поздравляю! – мрачно ответила преподавательница, – Но к истории Китая это не имеет никакого отношения». Но «уд.» все-таки поставила.
А ведь еще существовала Африка, где тоже, как неожиданно выяснилось, была какая-то история. И Латинская Америка, где непрерывным потоком шли бесконечные революции! Уж не говоря о философии марксизма-ленинизма, диамате, истмате и политэкономии – политэкономии развитого социализма! – по которой предстояло сдавать ГОСы! А всякие спецпредметы, типа исторической географии?! Это такой темный лес! В общем, перед экзаменами я волновалась так, что немели руки. Есть не могла! Те, кто меня хорошо знают, вряд ли поверят, но что было – то было. Долго мне еще снились экзамены, долго…
Лучше всего я запоминала образную информацию, такую историческую беллетристику, рассказывая порой на экзаменах какие-то детективы вместо фактов и ловко избегая дат. На истории южных и западных славян, к примеру: кто-то куда-то плыл на лодке по своим революционным делам, как сейчас помню. Так и рассказала. Остальные студенты тихо рыдали от смеха на заднем плане. Преподавательница повздыхала, но признала, что может быть и такое восприятие истории. Тройку поставила.
История этих самых славян стоила истории Востока – много их, славянских наших братьев! И мелкие какие-то, как муравьи. Все время воюют друг с другом и с врагами, все время перекраивают границы – в общем, ни в жизнь не запомнить. Преподавала этот предмет удивительная дама по фамилии Макова, все время ходившая в сапогах, и зимой и летом. Может, у нее что с ногами было, не знаю. Про нее рассказывали такой анекдот: Италия – или Греция, что не суть важно. Конференция какая-то. Жара, море, пальмы. И она – в сапогах. Руководитель группы не выдержал и деликатно ей намекнул: уважаемая Марь Иванна, а нет ли у вас с собой другой обуви? На следующий день она пришла… в других сапогах.
Вообще много было своеобразных личностей среди преподавателей, к сожалению, забыла за давностью лет имена-отчества-фамилии. Была дама – кажется, этнографию читала – которая все время красила волосы в разные экзотические цвета: розовый, голубой, лиловый. Козлова была ее фамилия, точно! Преподаватель, читавший нам историю средних веков, укладывался головой на стол – на сложенные руки и вещал. К концу второй пары его голова опускалась все ниже и ниже, а глаза закрывались. У студентов тоже.
Самой яркой личностью из всех был, несомненно, Владимир Александрович Плугин . Я горжусь тем, что училась у него – на кафедре источниковедения. Хотя это было экстремально. Занимались мы палеографией, и занятия превращались в инквизиторскую пытку, потому что Владимир Александрович бы умен, язвителен и остер на язык, особенно придираясь к хорошеньким девушкам. Помню, сдавала ему что-то, долго трындела, к концу речи была уже при последнем издыхании и в последней фразе сравнила кого-то с Савонаролой. «А что вы можете рассказать о Савонароле?» – тут же спросил Плугин. Я замолчала. Я забыла напрочь, кто такой Савонарола и зачем я его приплела! Очевидно, он сжалился надо мной: «Впрочем, это не входит в предмет нашего курса!» – благородно сказал Владимир Александрович и поставил мне что-то хорошее, вроде четверки.
Были и такие замечательные личности, как Журавлев – кажется Дмитрий, если я правильно помню. Он читал нам диамат с истматом и заставлял хоть как-то думать своими головами – проветривал наши мозги, замутненные совковой пропагандой. Помню, как одна из студенток – некая Марина Богданова с косой калачиком, выслушав его очередную тираду по поводу разных трактовок действительности в советской и буржуазной идеологии, вскочила с места и гневно воскликнула: «Но ведь мы же правы!». Она была из «партийной» семьи.
Прогуливали мы страшно! Вторую пару так обязательно, а то и первую. Чаще всего ходили в кино – не лень было ездить в ночи на другой конец Москвы. Помню, раз нас занесло нечаянно в Кунцево – не на тот автобус сели и возвращались на электричке. Домой я приезжала бог знает во сколько – бедная моя мама!
Походы в кино в то время – о, это было совсем не то, что нынче. Хорошие западные фильмы можно было посмотреть только на кинофестивалях, а если они доходили до нас, то цензура вырезала из них все мало-мальски «неприличное». Помню, как мы смотрели в «Горизонте» фильм Анджея Вайды «Все на продажу» – когда шла сцена, как одна героиня пытается зажать шею другой столешницами раздвижного стола, один зритель упал в обморок. Крупный такой мужчина. Вообще польское кино в то время притягивало нас, и в первую очередь невиданной свободой отношений, скажем так. Вернее, той смелостью, с какой поляки это показывали, например, в прекрасном фильме «Анатомия любви» Романа Залуского с великолепной Барбарой Брыльской в главной роли.
Но и в то время можно было найти много интересного – в кинотеатре Повторного фильма, в Иллюзионе показывали классику зарубежного кино, а кроме того, существовали разные клубы, где было посвободней. Я сама ходила на лекции по истории кино, которые читал уже не помню кто в «Горизонте» – было очень интересно, он учил нас видеть и понимать увиденное, объяснял, как картинка связана со звуком, что привносит музыка в фильм, какова роль света, чем черно-белое кино лучше цветного. Помню, как ездили с подругой куда-то на другой конец Москвы в клуб, чтобы посмотреть фильм «Королева Кристина» с Гретой Гарбо. Из увиденного в юности – и любимого до сих пор! – «Звуки музыки», «Как украсть миллион», все фильмы с Бельмондо и Пьером Ришаром…
Однажды смотрела немой фильм «В компании Макса Линдера» в кинотеатре Повторного фильма на Герцена и так хохотала, что потеряла любимое кольцо! Зал был набит битком и все смеялись так, что еле выжили – это было коллективное безумие. Кто-то даже свалился в проход с крайнего места. А я в экстазе вертела кольцо на пальце, ну и довертелась: оно соскочило и покатилось куда-то по полу. Одним глазом продолжая следить за Максом Линдером, другим я лихорадочно высматривала в полутьме кольцо, потом полезла шарить под креслами и ногами, народ стал обращать на меня внимание. «Кольцо уронила!» – жалобно шептала я. К счастью, его нашел кто-то через два ряда и передал мне...
Но мы не только бегали по киношкам – учились тоже много. Курсовые писали – самые разнообразные. Я, например, писала на разных курсах: что-то по Гомеру, еще насчет протопопа Аввакума, а потом о рабочем движении Америки – такая получилась длинная и нудная курсовая, что преподаватель не выдержал и вышел покурить, пока я читала. Зануда, говорю же.
Еще был такой ужас, как школьная практика. Как я ее боялась! С первого курса истфака начала уже бояться! Просто трепетала. Я ведь была такая безумно застенчивая и закомплексованная девушка, а тут надо с целым классом иметь дело. Сначала я сидела на уроке, который вела моя подруга – нам обеим достались 4-е классы. Мальчишкам нашим пришлось хуже – им достались старшие классы, а там та-акие были девочки! Наша учительница рассказывала: на машинах за ними кавалеры подъезжают – сейчас этим никого не удивишь, а в 1970-е годы!
Десятилетние мальцы, что сидели впереди меня, шепотом обсуждали мою подругу: «А она ничего!» Бедная подруга от волнения уложилась в 35 минут вместо 45 и отпустила было класс на перемену, но не верящие своему счастью дети не успели даже из-за парт выбраться: «Ку-уда?!» – их собственная учительница быстро навела порядок.
Мой урок на удивление прошел хорошо: в срок уложилась, детям вроде было интересно, да и мне – когда прошел первый столбняк – тоже. Тема была гражданская война. Я принесла им в качестве наглядных пособий бумажные деньги того времени из коллекции дяди Жени, пустила по рядам, а двум мальчикам не досталось посмотреть и они обиделись, а я просто не заметила. Девочка с первой парты – хорошенькая, с бантиками, все тянула руку, а потом подошла: «А у меня мама учительница!»
Потом-то я заматерела и теперь вовсю читаю лекции направо и налево, даже по тем предметам, в которых сама не очень разбираюсь (студенты, заткните уши!) – все равно ведь больше знаю, чем те, кому читаю! Девиз такой: я больше забыла, чем вы знаете (слова Фаины Раневской). Друзья надо мной потешаются: как ты вообще можешь преподавать, если ты ничего не помнишь?! Что делать! Читаю лекцию, перепутала художника Молинари с художником Маньяни, поправилась, извинилась: память говорю плохая. А лекция была последняя. Прощаемся, говорю: «Пожалуйста, всегда обращайтесь, если что надо – помогу!»
И одна из девушек робко так спрашивает: «А вы нас вспомните?»
Вот так, как на верхней фотке, я выглядела во время школьной практики...